И началась великая борьба за бессмертную душу шофера.
- Эй вы, херувимы и серафимы! ? сказал Остап, вызывая врагов на диспут.? Бога нет!
- Нет, есть,? возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
- Это просто хулиганство,? забормотал ксендз Кушаковский.
- Нету, нету,? продолжал великий комбинатор,? и никогда не было. Это медицинский факт.
- Я считаю этот разговор неуместным,? сердито заявил Кушаковский.
- А машину забирать ? это уместно? ? закричал нетактичный Балаганов.? Адам! Они просто хотят забрать ?Антилопу?.
Услышав это, шофер поднял голову и вопросительно посмотрел на ксендзов. Ксендзы заметались и,
свистя шелковыми сутанами, попробовали увести Козлевича назад. Но он уперся.
- Как же все-таки будет с богом? ? настаивал великий комбинатор.
Ксендзам пришлось начать дискуссию. Дети перестали прыгать на одной ножке и подошли поближе.
? Как же вы утверждаете, что бога нет,? начал Алоизий Морошек задушевным голосом,? когда все
живое создано им!..
- Знаю, знаю,? сказал Остап,? я сам старый католик и латинист. Пуэр, соцер, веспер, генер, либер,
мизер, аспер, тенер.
Эти латинские исключения, зазубрешше Остапом в третьем классе мастной гимназии Илиади и до сих
пор бессмысленно сидевшие в сто голове, произвели на Козлевича магнетическое действие. Душа его присоединилась к телу, и в результате этого объединения шофер робко двинулся вперед.
- Сын мой,? сказал Кушаковский, с ненавистью глядя на Остапа,? вы заблуждаетесь, сын мой. Чудеса
господни свидетельствуют...
- Ксендз! Перестаньте трепаться! ? строго сказал великий комбинатор.? Я сам творил чудеса. Не далее
как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом.
И все было в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их
накормил, но какая была давка!
Диспут продолжался в таком же странном роде. Неубедительные, но веселые доводы Остапа влияли на
Козлевича самым живительным образом. На щеках шофера забрезжил румянец, и усы его постепенно
стали подниматься кверху.
? Давай, давай! ? неслись поощрительные возгласы из-за спиралей' и крестов решетки, где уже собралась немалая толпа любопытных.? Ты им про римского папу скажи, про крестовый поход.
Остап сказал и про папу. Он заклеймил Александра Борджиа за нехорошее поведение, вспомнил ни к селу
ни к городу Серафима Саровского и особенно налег на инквизицию, преследовавшую Галилея. Он так
увлекся, что обвинил в несчастиях великого ученого непосредственно Кушаковского и Морошека. Это была
последняя капля. Услышав о страшной судьбе Галилея, Адам Казимирович быстро положил молитвенник на ступеньку и упал в широкие, как ворота, объятия Балаганова. Паниковский терся тут же, поглаживая блудного сына по шероховатым щекам. В воздухе висели счастливые поцелуи.
