Разбудили также еврея в корчме, который стал рвать на себе
пейсы и сожалеть, что не может услужить панам солдатам, а под
конец пристал к ним, прося купить у него старую, столетнюю
корову, тощую дохлятину: кости да кожа. Он требовал за нее
бешеные деньги, рвал бороду и клялся, что такой коровы не найти
во всей Галиции, во всей Австрии и Германии, во всей Европе и
во всем мире. Он выл, плакал и божился, что это самая толстая
корова, которая по воле Иеговы когда-либо появлялась на свет
божий. Он клялся всеми праотцами, что смотреть на эту корову
приезжают из самого Волочиска, что по всему краю идет молва,
что это не корова, а сказка, что это даже не корова, а самый
тучный буйвол. В конце концов он упал перед ними и, обнимая
колена то одного, то другого, взывал: "Убейте лучше старого
несчастного еврея, но без коровы не уходите".
Его завывания привели писаря и повара в совершенное
замешательство, и в конце концов они потащили эту дохлятину,
которой погнушался бы любой живодер, к полевой кухне. Еще долго
после этого, когда уже деньги были у него в кармане, еврей
плакал, что его окончательно погубили, уничтожили, что он сам
себя ограбил, продав задешево такую великолепную корову. Он
умолял повесить его за то, что на старости лет сделал такую
глупость, из-за которой его праотцы перевернутся в гробу.
Повалявшись еще немного в пыли, он вдруг стряхнул с себя
всю скорбь, пошел домой в каморку и сказал жене: "Elsalebn /
Эльза, жизнь моя (еврейск.)/, солдаты глупы, а Натан твой
мудрый!"
С коровой было много возни. Моментами казалось, ее вообще
невозможно ободрать. Когда с нее стали сдирать шкуру, шкура
разорвалась и под ней показались мускулы, скрученные, как
высохшие корабельные канаты.
Между тем откуда-то притащили мешок картофеля и, не
надеясь на успех, стали варить эти сухожилия и кости, в то
время как рядом, у малой кухни, повар в полном отчаянии стряпал
офицерский обед из кусков этого скелета.
Эта несчастная корова, если можно так назвать сие редкое
явление природы, надолго запомнилась всем, и можно почти с
уверенностью сказать, что, если бы перед сражением у Сокаля
командиры напомнили солдатам о лисковецкой корове, вся
одиннадцатая рота со страшным ревом и яростью бросилась бы на
неприятеля в штыки.
Корова оказалась такой бессовестной, что даже супа из нее
не удалось сварить: чем больше варилось мясо, тем крепче оно
держалось на костях, образуя с ним единое целое, закостенелое,
как бюрократ, проводящий всю жизнь среди канцелярских бумаг и
питающийся только "делами".
Швейк, в качестве курьера поддерживавший постоянную связь
между штабом и кухней, чтобы установить, когда мясо будет
сварено, доложил наконец поручику Лукашу:
-- Господин обер-лейтенант, из коровы уже получился
фарфор. У этой коровы такое твердое мясо, что им можно резать
стекло. Повар Павличек, попробовав вместе с Балоуном мясо,
сломал себе передний зуб, а Балоун -- задний коренной.
заявляю, что сей еврей ещё жив
и не иначе как в биллу мясо поставляет...