Коммуникативная функция.
Франтишка, типичнейший добросовестный сиамец по маме, хотя и имевший в юном возрасте некоторую полосатость окраса, доставшуюся от папаши, обычного дворового кота-васьки; за кою полосатость наименование его национальности определялось мною как "сиамская-полосатая"; теперь, став взрослым, весьма дородным котом - всю это лёгкую полосатость утратил.
Вместе с утратой полосатости, и, как бы в компенсацию, как бы в память о папашиной наследности "русская-дворовая" - приобрёл некоторое смягчение нрава и некоторую дородную такую неуклюжесть; сохранив при этом известную грацию... как бывают грациозны иные дородные человеки и... кошачьи.
Сочетающиеся в нём теперь вредность и добродушие выдают иной раз презабавнейшие поведенческие конгломерации.
Сидим с Мариной на кухне: Марина - в компьютере, увлечена каким-то процессом; я - покурить из комнаты от телевизора вышел.
Джуманджа сидит на подоконнике, дремлет вполглаза, во вторые пол-глаза - следит за происходящим: в кухне, в коридоре насколько видно с подоконника, в мониторе компьютера.
Томочка носится из комнаты в коридор и обратно, бормоча что-то своё, и цепляя попутно то одну то другую из игрушек, разбросанных по коридору.
Франтик, спавший в коридоре в кресле, весьма довольный невниманием Томочки, и, следовательно возможностью спокойно вздремнуть, не опасаясь за целостность хвоста, лап, и прочих частей тела, увидев совершаемый мною моцион от дивана на перекур - с кресла стёк, и продефилировал, потягиваясь и зевая, одновременно огибая и игнорируя траекторию несущейся из комнаты Томочки, к нам на кухню.
Томочка, удивлённая таким странным к ней внимательным невниманием со стороны Франтика - притормозила, уселась, протянула лапку - схватить этого невозможного Франтика хоть за что нибудь, не получив от него никакой реакции, движение лапки притормозила, и застыла в недоумении... Впрочем - ненадолго, всего на пару секунд; тем не менее не решившись вмешаться во Франтиков дифилямбр - подпрыгнула на месте, развернулась, и умчалась в комнату, где тут же загремела-загрохотала стыренной с полочки прикроватной тумбочки шариковой ручкой, что тоже продолжалось недолго, загнанная в щель под шкаф ручка греметь перестала, в следствии чего Томочкина активность оказалась так же ограничена этой щелью в попытках выцарапать из неё загнанную туда писчую принадлежность.
Весьма впечатлённый происшедшими в короткие секунд десять событиями, я тоже не смог усидеть на месте, и схватил проходящего мимо Франтика.
Франтик, оказавшийся против своей воли на моих коленях, наглаживаемый одной рукой, и удерживаемый другой - тут же завёл обычную свою Боевую Песнь; не предпринимая, впрочем, никаких других активных мероприятий к освобождению. Обычная наша с ним ситуация: ему приятно что гладят, но он протестует против насильственного произведения приятности.
Не доводя мер протеста против насилия до применения противодействия оному в виде когтей и зубов, убираю обе руки за голову, и котик сваливается с колен на стоящий рядом стул; а свалившись, избавившись от принуждения, совершив как бы самостоятельное, по своему желанию, действие, и не заметив, что при освобождении я слегка спровоцировал его дифферент в сторону рядом стоящего стула - Франтишек выразил желание в продолжении его, Франтишекова, глажения.
Что я немедленно и продолжил.
Остальная диспозиция действующих на кухонной сцене лиц за это время не изменилась, лишь сигарета, забытая в пепельнице издымилась на одну пятую полезного объёма, да Марина несколько отвлеклась от компьютерного действа, не оторвалась от него совсем, но утратила полную сосредоточенность на оном.
Манжа - продолжая наблюдение за всем объёмом территории, находящейся в поле её зрения, сосредоточила основное внимание на происходящем между мною и Франтиком.
Я, наклонив голову к лежащему на боку Франтику, делая вид что полностью увлечён собственными действиями, однако, исподволь продолжал отслеживать реакцию окружающих.
Что я делаю? Я играю, я на сцене! Иногда бывают такие моменты, когда я чувствую вот такое вдохновение; тогда я играю от души, экспромтом, не зная, куда заведёт меня сцена в каждом конкретном случае; слова роли сами рождаются во мне, не в мозгу - я не обдумываю, сами собой, не знаю уж - по чьему хотению или велению.
Я наглаживаю Франтика и начинаю:
- Это - Франтишек... Сиамский кот...
- Уррр!... - подтверждает Франтик.
- Он приплыл к нам... из самой Сиамии...
- Урррр...
- В дырявой ванне...
- Уррррр... - соглашается Франтишок, сейчас, в сладкой истоме от поглаживания, он готов подтвердить что угодно, и сам в это верит.
И я слышу Маринин смех.
Поднимаю голову, гляжу в её глаза - она уже не просто смеётся, она - хохочет в голос.
- Что??! - спрашиваю одним лишь взглядом. Энергия моей роли такова, что она захватывает в действо всех присутствующих у сцены, в не зависимости от их собственных желаний
И уже улыбаюсь, понимая, что сила игры такова, что и Марина уже играет.
... Джек...!... Воробей!... - проговаривает Марина еле-еле справляясь с хохотом.
И уже я хохочу, представив Джека Воробья из первой серии, подплывающего к причалу стоя на мачте тонущей посудины, в виде Кота-В-Сапогах, и самого Кота-В-Сапогах в виде нелепейшего Франтюшка.
- УРРРРРР... - совершенно уж закатив глаза, выговаривает Франтик, - УРРРРРРР..., всё было так...
Манжа прищуривает глаза и отворачивается от нас: - Кошачий Бог! Какие же вы все идиоты...
- Нууу, Манж... - еле переводя дыхание, говорю ей в укоризну.
- Да, идиоты... любимые... - она серьёзна, не без снисхождения. Она любит меня, она любит Марину, она... терпеть не может Франтика. Но, пол года назад, когда его посадили в кошачью переноску и увезли в вет.клинику - страшно переживала. И радовалась, когда привезли обратно, и не отходила от него пол дня, почти...
И под конец сцены: в кухню вносится Томочка, привлечённая голосами и звуками, останавливается посередине, и оглядывает всех глазами с интонацией из старого советского фильма:
- А что это вы тут делаете? А!!?
Занавес.
...
сигарета, что дымилась забытая - истлела до фильтра и погасла...